Впрочем, их, конечно, куда больше. Есть еще «Россия власти» с ее представлением о себе, о народе, о стране, о внешнем мире… Есть такие географические точки и такие малые социумы, где отношения и сам способ жить вообще мало изменились с конца (если не с начала) XIX века. Но, мне кажется, вокруг двух типов отношения к жизни, к России, к современности (а они не смешиваются, как масло и вода) начинает нарастать главное напряжение нынешнего дня.

Первый условно назовем «русским терпением». Условно, потому что это довольно сложный сплав чувств: нежелание вмешиваться, признание своего бессилия, раздражение. Но и готовность подчиниться. И самооправдание в бессилии.

Запросы — медленно, но растут: люди увидели (воочию или с экрана телевизора), что можно жить по-другому. А вот что-то делать для этого — особенно что-то для этого делать вместе! — пока по-прежнему нет ни желания, ни возможностей, ни умения.

Этот сплав агрессии и расслабленности, эта готовность притерпеться ко всему на свете довольно прочно объединены с асоциальностью, въевшейся во все жизненные поры. С нежеланием вступать ни в какие (особенно  сколь-нибудь длительные) связи с другими. Со стойкой привычкой не видеть никаких позитивных качеств в объединении людей.

Все это у нас странно сочетается с отрицанием ценности индивидуализма, вообще значимости индивида («большинство россиян не выживет без поддержки государства»).

…Но что-то относительно новое для России начало происходить в самое последнее время. Долго казалось, что этого не будет вообще. Что тот порядок жизни, который, с одной стороны, декретируется политически, а с другой — привычно принимается большей частью населения, — он и останется. Навсегда. И в разговорах повторялось: «Что будет? Вот что есть, то и будет…»

Оказалось: это не совсем так.

Продолжение