Крепость Шатили выплыла из-за поворота призом за опасный путь через перевал. Летом — мучительная езда по узким каменистым дорогам. (С одной стороны — скала, с другой — обрыв.) Зимой перевал закрывается, и попасть сюда можно только вертолетом. Но вертолету нужна погода, а тут туманы, ветры, снега…
Хевсуры предпочитают пешком. День-два ходу, и ты в магазине или в поликлинике. Правда, надо идти втроем: если один оступился на тропе и повредил ногу, второй останется его охранять, а третий пойдет за помощью.
С тех пор как люди начали передвигаться по земле, они стали видеть то, что сами не строили, и удивляться, если приходили в гости, или разрушать, чтобы унизить соседа, если шли войной. Старинный город Муцо разрушен. Низкие сакли развалились от непогод и отсутствия людей. Когда-то больные и немощные приходили сюда и ложились на каменные ложа, чтобы не обременять своими мучениями и смертью тех, кто еще жил. Выветренные и выбеленные дождями скелеты людей населяют скелеты жилищ. Мертвый город охраняют мертвые.
А Шатили уцелел…
Тучи, изнемогая от тяжести, к вечеру добрались из грузинских долин до Хевсуретии и, остановившись, свалили с плеч темень на сложенные из плоских камней дома, ставшие спина к спине в узком ущелье. Темнота сходилась над Шатили. Но еще были видны полтора десятка жителей, ослики и мальчик, ведущий в поводе белую, почти прозрачную лошадь. В остатке дня показалось, что тонущая во мгле крепость выше гор.
Утро вернуло масштаб, и оказалось, что дома чуть больше чем в два человеческих роста… Я взял фотоаппарат.
— Убери из кадра ослика.
— Почему убрать? — удивился Давид. — Так веселее. Сними, прошу, Алексия с осликом. Ты видел когда-нибудь более симпатичное животное, чем ослик-ребенок?
— Не видел.
— Ну вот. Улыбайся, Алексий! Почему деревенский мэр в Хевсуретии должен быть грустным? Молодой, образованный, двое детей...
— Мальчики! — сказал Алексий.
Ослик упирался. Алексий — отец двух мальчиков, почтальон и мэр горного Шатили — улыбался. Я фотографировал. Давид, местный ветврач, тоже отец двоих детей (одна, кажется, все-таки девочка), побежал за зрителями.
Пришли зрители: Георгий, Мишико, Лело, Елена, Алик, Зурико и Леван с братом Автандилом.
— Ты бы лучше сфотографировал его на фоне Шатили, — сказал Мишико. Действительно, было бы лучше, но Алексий уже снял хевсурскую рубаху и повесил кинжал на стену служебной каморки.
К тому же опять резко потемнело. Сухой отрывистый удар расколол горы, и молнии, на мгновение вернув утраченный пейзаж, озарили улочки, достаточно широкие, чтобы распахнуть руки для друга, и вполне узкие, чтобы не протиснулся вооруженный враг. Резцом света они гравировали хевсурские башни на рваном фоне черного неба, словно желая показать, насколько рукотворный Шатили уместен в живой природе. Зеленые слепящие ручьи текли сквозь дома-скалы к реке и, достигнув ее, зажгли бурлящим на камнях светом...
В мгновение все стихло. Зашелестел дождь.
— Жаль, Эль-Греко не видел Шатили в грозу! — сказал за спиной Мишико, а может быть, Георгий, или Лело, или Елена (ах, Елена!), или Зурико, или Леван с братом Автандилом. (Нет, этот все-таки не мог.)
— Почему не взяли с собой этого грека? — спросил Алексий, улыбаясь. — Где он увидит такую красоту?
— Нигде не увидит, — подтвердил Давид. — В другой раз не стесняйтесь.
Юрий Рост
Обозреватель «Новой»