Рукопись сценария 10-серийного телефильма, найденная под корпоративной новогодней ёлкой ЗАО «НД» (Народное Достояние)
Пролог
Жил Мутич. Это псевдоним такой. А на самом деле Простоухов Аристарх Егорович. Всемирно известный художник-монументалист. При царском режиме творил мозаики в божьих храмах и императорских дворцах, при советской власти – то же и там же. Но уже в музеях и дворцах культуры рабочих и крестьян. В первую годовщину октябрьского переворота посетило его вдохновение свыше. По заказу наркомата путей сообщения в опустевшем (после скалывания им же сотворённого мозаичного святого Пафнутия) проёме на стене бывшего одноимённого храма, а теперь Дворца культуры железнодорожников он выложил мозаику «Девица Свобода».
1-я серия
«Девица» никого не оставила равнодушной. Откликнулся даже Александр Блок. В первом номере журнала «Красная Пальмира» за 1919 год он посвятил ей стихи:
О, Дева, иду за тобой –
И страшно ль идти за тобой
Влюблённому в душу твою,
Влюблённому в тело твоё?
В редакционном комментарии говорилось, что и поэма «Двенадцать» тоже навеяна потрясением при знакомстве поэта с революционной мозаикой Мутича. Правда, Блок прислал опровержение, утверждая, что стихи действительно его, но ни в какой журнал он их не посылал. И никакого отношения они не имеют ни к «Девице Свободе» гражданина Мутича, которую он и в глаза не видел, ни к его собственной поэме «Двенадцать», ибо написано четверостишье «Деве–Революции» более двенадцати лет назад. И в оригинале вместо «твою», «твоё» на самом деле было «свою» и «своё».
Журнал опровержения Блока не опубликовал, так как прекратился на первом номере. Оригинал письма не сохранился. О нём вообще стало известно совсем недавно, после выхода второго, посмертного (исправленного и дополненного) издания воспоминаний редактора «Красной Пальмиры» Генриха Забубённого-Задунайского «Былое и нечто». В первом издании 1925 года дотошные блоковеды этого эпизода не обнаружили.
2-я серия
Когда пришло двадцатилетие Великой Октябрьской социалистической революции, за Мутичем пришли. Но сразу не взяли. А привели в бывший храм святого Пафнутия и вежливо попросили исправить идеологические ошибки. Мутич было заартачился: «Девица безупречна! Тут ни убавить, ни прибавить». Искусствовед в штатском, но полувоенном френче вежливо возразил: «Аристарх Егорович, дорогой! Ну зачем так горячиться? Партия знает все болевые точки женщины, и всегда найдёт, на какую нажать в перевоспитательных целях. И что убавить, если надо, найдёт». Он вынул из кармана темно-синий смальтовый кубик, приложил к ярко-желтому кубику в мозаике и мягко, вкрадчиво спросил: «Не кажется ли Вам, Аистарх Егорович, что этот синий куда выразительнее, чем этот жёлтый? Не кажется? Разве? Ну-ну… Подумайте хорошенько… Подумали? Теперь кажется? Вы гений, Аристарх Егорович! Так что, с Вашего позволения, заменим этот жёлтый на этот синий? Тем более ассоциации всякие, знаете ли -- жёлтая пресса, жёлтый дом… А заодно и этот коричневый синим заменим. Любимый цвет Адольфа Гитлера, знаете ли».
И так, с его же согласия, кубик за кубиком, все разноцветные мозаинки были заменены другими – густого синего цвета, который почему-то даже после прихода нацистов к власти в Германии у нас по-прежнему назывался берлинской лазурью. И получилось то, что искусствоведы тут же окрестили «Синим квадратом».
ПРОДОЛЖЕНИЕ