... между истинной верой и чистым знанием
Между этими двумя фундаментализмами — религиозным и атеистическим — почти не остается места для науки, которая ищет внутри себя обоснования вере, и для теологии, которая опирается на данные науки и творчески их осмысляет
Г. Гейне
Манифесты группы «Симпосион»
2013 г. войдет в историю как год упразднения и расформирования российской науки, которая передается в управление чиновникам. От науки, таким образом огосударствленной, можно теперь ожидать новых способов самоорганизации, создания неформальных сообществ. Одно из них представляем вашему вниманию: «Симпосион» (по названию платоновского диалога) — проблемная группа по взаимопониманию и взаимодействию науки и религии. В нее входят: дирижер, пианист, философ Михаил Аркадьев (Россия — Китай), физик Алексей Буров (США), физик Алексей Цвелик (США), филолог и культуролог Михаил Эпштейн (Россия — США — Великобритания). Сначала они работали над общим манифестом, затем решили, что каждый будет говорить своим голосом: «Мы не партия и не секта. Мы ищем решения проблем, возникающих на границах научного и религиозного миропонимания». Итак, первый из четырех манифестов.
Два фундаментализма
Тезис Чарльза Сноу о двух культураx, научно-технической и духовно-гуманитарной, выдвинутый в 1956 г., все еще сохраняет свое значение. Более того, противостояние этих культур обострилось, и самая глубокая трещина проходит теперь по границе религиозного и научного мировоззрений. Вопреки призывам к толерантности, в XXI веке взаимное отчуждение науки и религии еще более возросло. С одной стороны, усиливается религиозный фундаментализм, который либо отрицает науку как суемудрие, либо пытается подчинить ее своим догматам. С другой стороны, обозначилась позиция так называемого «нового атеизма», выступающего под знаменем тотального сциентизма и отвергающего любое, самое утонченное религиозное мировоззрение.
Между этими двумя фундаментализмами — религиозным и атеистическим — почти не остается места для науки, которая ищет внутри себя обоснования вере, и для теологии, которая опирается на данные науки и творчески их осмысляет. В России, где в последние годы резко обозначились фундаменталистские устремления церкви и соответственно усилилось противостояние им со стороны научного сообщества, — позиция «верующего ученого» оказывается наименее понятой и востребованной.
На пиру разума и веры
Наша проблемная группа «Симпосион» ставит своей задачей работу по интеграции этих двух типов мировоззрения в целостную картину мира. Речь идет не просто о вежливом нейтралитете и веротерпимости. И не о том, что ученый может оставаться ученым в своей лаборатории — и вместе с тем быть верующим в храме. Речь идет о новом мировоззренческом синтезе. Научное и религиозное сознание творчески перерастает свои традиционные границы и открывает путь взаимного становления, соразвития. Вслед за теми, кто заложил основания науки — от Пифагора до Паскаля, от Ньютона до Эйнштейна, — мы полагаем, что верой можно углублять понимание мира, а наукой — углублять переживание веры. Это не означает, что вера непременно нуждается в разумных основаниях, — скорее человек нуждается в согласовании своей веры с тем, что он считает разумными доводами, в том числе с данными науки.
Мы ставим вопрос о создании интегрального научно-религиозного дискурса, примеры которого видим в трудах Тейяра де Шардена, Павла Флоренского, физика и математика Франка Типлера, генетика Фрэнсиса Коллинза, физика Пола Дэвиса и др. К началу XXI века наука совершила столь много прорывов, что добралась до трансцендентной «изнанки» мироздания, где неожиданно натолкнулась на те тайны и чудеса, которые исконно считались прерогативой религии. Повсюду мы видим, как наука выходит за пределы здравого смысла в область «безумных идей», граничащих с прозрениями поэтов и духовидцев.
Наука и чудесное
По мере того, как сама наука заглядывает по ту сторону материи, в те области, которые еще недавно считались трансцендентными и метафизическими, противопоставление ее религии, доставшееся нам в наследство от XVIII века, отпадает. Современная наука постепенно освобождается от позитивизма и редукционизма, ее открытия согласуются с фундаментальными чертами религиозной картины мира: Вселенная имеет границы во времени и в пространстве (Большой взрыв); в основании всего живого — Логос (информация); мироздание предназначено для обитания в нем человека (антропный принцип в космологии)…
Можно сказать, перефразируя Гегеля, что действительность чудесна, а чудесное — действительно. Чудесен генeтический код, «пралогос» всего живого. Чудесны элементарные частицы, выступающие еще и как волны. Чудесны черные дыры — и белые, которые пока еще не открыты. Чудесно время, текущее по-разному в разных уголках Вселенной и имевшее начало. Чудесно возникновение Вселенной из Большого взрыва, из сингулярности, природа которой остается неизвестной. Чудесен вакуум, порождающий из себя виртуальныe частицы. Чудесно, что можно создавать клоны и гибриды разных живых существ. Чудесны виртуальные миры, которые по степени своей чувственной достоверности все более приближаются к реальным. Чудесны компьютеры, созданные людьми, но способные производить информацию, превышающую вместимость человеческого мозга. Чудесна Всемирная паутина, передающая мгновенно наши мысли и облики на любые расстояния. И более всего чудесна мысль человека, постигающая — и творящая! — все эти чудеса…
Преграда между наукой и религией рушится по мере того, как наука, прорывая границы очевидного, вступает в «области заочны» и обнаруживает. Оказывается, что религия может быть причастна истине не вопреки и не независимо от науки, а в союзе с ней, в новом, растущем симбиозе знания-веры.
Проблемность и универсальность
Наша группа носит дискуссионный характер и не предлагает готовых решений, поэтому и называется «Симпосион» («Пир», а в буквальном переводе с греческого — «со-питие»). Участники «Симпосиона» призваны вдохновлять и творчески «подстрекать» друг друга, как собеседники на платоновом пире.
Религий много, а наука по своей природе — одна. Нет особой арийской или марксистской, исламской или православной науки: они не научны в той мере, в какой связывают себя с определенной идеологией, атеистической или религиозной. Мы не стремимся создать еще одну версию религиозно ангажированной науки — или научно «оправдать» те или иные догматы, тексты священных писаний. Мы не связываем себя с определенным вероисповеданием, но пытаемся вступить на путь диалога между наукой и религией, прежде всего через самих себя, через личность верующих и вопрошающих ученых, их саморефлексию, познавательную страсть и научную совесть.
У этого индивидуального самовопрошания есть и общечеловеческий горизонт. Несмотря на историческое разнообразие религий, есть нечто им всем присущее: вера в то, что мир не исчерпывается материальным бытием, что у него есть сверхчувственные и сверхъестественные основания и высшие цели, определяющие духовную жизнь человека. В этом смысле религия столь же универсальна, как и наука, хотя этот универсализм затемняется исторически и этнически обусловленной враждой разных вероисповеданий. Одно из призваний науки — формировать интеллектуальное единство человечества, а следовательно, и способствовать диалогу между разными религиями.
Религиозно-научное творчество
Внутри науки и религии, в их обособленности, скрыта тоска друг по другу. Творческая, не чисто описательная наука сближается с верой. Творческая, не догматическая вера сближается с наукой. Линия горизонта, где они сходятся, — это религиозно-научное творчество.
Занятие наукой предполагает веру в разумность бытия. Иначе было бы невозможно познавать законы мироустройства, его глубинную логику, часто граничащую с парадоксом. Именно поэтому религия нужна науке, ибо вместе они призваны построить как можно более полную и удивительную (в аристотелевском смысле) картину всегомироздания, включая духовную жизнь, возможные вселенные, преодоление смерти… В свою очередь и религии нужна наука, ибо ее открытия раздвигают горизонты веры и теологического мышления. Так, теология Тейяра де Шардена столь глубоко вобрала в себя теорию эволюции и учение о геосфере и ноосфере, что трудно определить, имеем ли мы дело с христоцентрической эволюционной космологией или космоцентрической христианской эсхатологией: они взаимозависимы и неразрывны. Точно так же антропный принцип в космологии, согласно которому Вселенная устроена так, что в ней может возникнуть человек, наблюдатель, — это неразложимый синтез научного исследования физических констант и антропоморфного и даже теоморфного представления о том, что Сознание — необходимое условие существования Вселенной.
В конце концов, соперничество научного и религиозного фундаментализмов только потому и имеет место, что они претендуют на всеохватность и исключительность. Чья Вселенная грандиознее, объемлет больше измерений, содержит больше тайн — и одновременно ключей к этим тайнам: Вселенная ученого или верующего? Об этом можно спорить. Но сама устремленность обеих картин мира к наибольшей полноте должна направлять их и навстречу друг другу, потому что только так, сообща, они могут охватить все мироздание в соотнесенности его тайн и ключей, чудес и очевидностей.