Институты — ровно то, что понадобилось внезапно очнувшемуся после туристическо-потребительской спячки «путинскому большинству», он же средний класс. Хлеба и зрелищ перестало хватать, потребовались политическое представительство и честные выборы — то есть работающие институты. Надоела персонификация власти, когда все зависит от ручного управления, захотелось, чтобы ДЭЗы и ЦИКи заработали, как часы, а не как корыстолюбивые люди.

Так средний класс превратился в «креативный», погрязшие в своем кафешантанном благополучии и демонстративном потреблении молчуны — в «рассерженных горожан» (искаженное от оригинального определения Владислава Суркова «раздраженные городские сообщества» — он в интервью годичной давности говорил о том, что им недостает своей партии). Молодежь получила свой май 1968-го, старые демократы — 1989-й. Собственно, поначалу и казалось, что в России началась «бархатная революция». Ее смеховая культура говорила об очень серьезных вещах, а массовый характер первого митинга на Болотной — о единстве тех, кого раньше трудно было себе представить стоящими на морозе рядом друг с другом.

Это-то и вдохновляло. Сообщество довольных жизнью потребителей стало гражданской нацией. Это-то и испугало власть. Владимир Путин молчал, как Иосиф Сталин в первые дни войны. Возможно, он был в шоке. Возможно, отказывался всерьез воспринимать то, что произошло. Потому-то и не воспользовался услугами тех, кто предложил услуги go-between, челночных дипломатов, посредников. Забрезжила вероятность круглого стола, и об этом механизме поисков общественного согласия, об этом польском изобретении, первой, почти ровно год назад, вспомнила«Новая газета».

Ничего этого не нужно было Владимиру Путину, который, уже выдавив из себя по капле тандем, начал движение к восстановлению режима единоличной власти. Но вдруг было поставлено под сомнение самое главное, что во все времена и во всех странах питало энергию авторитарных популистских правителей, — любовь народная. Чтобы избавиться от беспокойства по этому поводу, Путин с помощью своего нового, несколько прямолинейного, но эффективного, как автомат Калашникова, оружия — Вячеслава Володина объявил тех, кто собирался на Болотной и Сахарова, — ненародом. «Норковыми шубами». Зажравшимися. Что радикально расходилось с социологическим срезом протестного движения, ядро которого составил образованный городской работающий средний класс, причем в большинстве своем существующий в сегменте не высокого или низкого, а именно «среднего» потребления. Но идеологема была вброшена и, как вирус, начала свою работу — попало дерьмо в вентилятор. Народ России, чтобы добиться успеха, надо было расколоть, натравить Поклонную гору — где стоило бы поставить памятник «рассерженному (по поводу пропавших выходных) бюджетнику» — на Болотную. И этот шулерский фокус с выходом на сцену матроса Железняка наших дней И.Р. Холманских с его «Авророй» — «Уралвагонзаводом» — удался.