Тоска по норме в эпоху всеобщей неадекватности
Утренний город в праздники странный, гулкий, чужой. Народу мало. На Пушкинской медленно сгущаются таджики, у мэрии — полицейские. Они аккуратно перемежаются елками в нелепых кадках. В киосках продавщицы склонились над пяльцами. Девушки средних лет невидящими глазами смотрят на редких покупателей и продолжают вышивать крестиком. Камергерский ошеломляет агрессивной геометрией опять же елок, выстроенных в плотную шеренгу. Пейзаж дополняют грустный Чехов на постаменте и обилие бессмысленных фонариков со всполохами синего адского пламени. В конце переулка топчутся скоморохи при бубенчиках, с плохо скрываемой ненавистью наблюдающие за отважными прохожими. На столбах вдоль Тверской — портреты Брэда Питта, рекламирующего почему-то «Шанель № 5». Из динамика доносится гимн русского народа «А нам все равно»… От города, впавшего в праздники, веет таким липким абсурдом, что хочется поскорее вернуться домой.
Еще не успела переварить смесь скоморохов, елок и таджиков с Брэдом Питтом, как последовали тревожные звонки с просьбой прокомментировать главную новость дня: Михаила Шаца уволили с СТС. Липкий абсурд и дома достал меня. Даже те из звонивших, кто не очень понимал, кто такой Шац, твердо знали — начались гонения на оппозиционеров. Эта емкая формула в наших широтах многое, конечно, объясняет и еще больше упрощает. Последние несколько лет Шаца преследовали творческие неудачи. Новые проекты умирали, едва родившись; старые, вроде «Хороших шуток», шли в бесконечных повторах, вызывая изжогу. Более того, СТС не продлил контракт и с Тиной Канделаки, уж точно не замеченной в оппозиционности. Но кто сегодня готов выслушивать аргументы? К вечеру отлучение Шаца от эфира почти равнялось отлучению Толстого от церкви. Судьба шоумена заслонила даже «антимагнитский» закон.
Потом случился Новый год. Потом подоспел Депардье с российским паспортом, квартирой в Саранске и двумя котятами на плече. Потом на горизонте замаячила Брижит Бардо, пока без российского паспорта, но с двумя слонами. Потом в отечестве воцарился такой всеобщий сбивчивый цинизм, как сказал бы Достоевский, что всем стало не до Шаца и не до телевидения. А тем временем именно на ТВ происходит сейчас самое интересное.
Проект «Голос» обернулся бархатной революцией. Вдруг выяснилось, что высочайший рейтинг могут давать качественные передачи. И все-таки за невероятным успехом отменного певческого конкурса маячило нечто другое. Победа «Голоса» — это тоска по норме в эпоху всеобщей неадекватности. Дина Гарипова, юная победительница, обладает дивным голосом. При этом она мила, застенчива, интеллигентна, держится с почти реликтовым чувством собственного достоинства. Никакой суеты, никаких папиков, только природный дар и неустанная работа — над голосом и над собой. Не только от Дины, но и от других участников проекта веет свежестью и чем-то давно забытым. Они, далекие от столичного контекста, занимающиеся любимым делом, напомнили давнюю истину, истаявшую в раскаленном воздухе борьбы общества с государством: для развитого индивида важнее жить в согласии с самим собой, чем с окружающим миром.
«Голос» затих, и встал вопрос: а что теперь с этой новой высотой делать? Как соединить в единую картину мира Дину Гарипову и Депардье с мордовскими котятами; благостного сочинского Путина в компании все того же французского актера с Добродеевым на подпевках; лидеров оппозиции, борющихся за права сирот с долгим перерывом на зимние каникулы; омерзительные, со следами вырождения на лице, новогодние «огоньки»?
Десять лет телевизионная реальность оттачивалась специально обученными умельцами. Они легко могли изваять из Владимира Путина великого президента, а из Александра Проханова великого писателя. Разница состояла лишь в одном: Путина окучивала кремлевская обслуга, Проханова — законодатели эстетической моды, в первых рядах которой значились и такие известные либералы, как Троицкий с Парфеновым. Оба мифа оказались на редкость живучими, но, кажется, их историческое время истекает. «Голос» прорезался не от жажды новизны, а от безнадежности. Интернет наступает, апатия нарастает, телерейтинги падают, а с ними уходит в прошлое и беззаботная канальская жизнь. Вот уже даже великий знаток разнообразной анатомии НТВ решило поменять стратегию. Можно, конечно, увенчать программу «Время» событием государственной важности — рождением ребенка у Рудковской и Плющенко, но тогда требуется постоянное увеличение дозы. Если в следующем выпуске Андреева не сообщит о появлении на свет двойни у Пугачевой или Бабкиной, народ будет разочарован.
До перемены участи ТВ, конечно, еще очень далеко. Хотя бы потому, что данные перемены некому осуществлять. Ситуация развивается по Блоку: слопала-таки поганая, гугнивая матушка-Русь, как чушка, своих поросят. Сначала был съеден Максим Галкин, теперь настал черед Ивана Урганта (а других талантливых и нет). Когда «вечерний» проект не развивается, остается только одно — ублажать самое высокое начальство, что Ургант и сделал в новогоднюю ночь. Он лизнул Путина посредством Расторгуева. Выступление певца Ургант предварил выразительным сообщением: сейчас, мол, вы услышите любимца того, кто на прошлых выборах собрал более шестидесяти процентов голосов всех россиян.
Впрочем, не все поросята одинаково покорны чушке. Бывают исключения. Восстал из пепла Парфенов, который за несколько часов до боя курантов подвел итоги уходящего года на «Дожде». Пока возврат к фирменному формату «Намедни» дается ему с трудом. Нет былого блеска авторского комментария, отсутствует ажурность композиции, основанной на сопряжении несопрягаемых событий, вроде первого полета в космос и первого появлении в СССР женских колготок. Время нынче тяжелое, неажурное, с ним бы хоть как-то разобраться. Но рука мастера не ослабела. Он предложил лидерам оппозиции снять минутный ролик о себе. Мгновенные автопортреты Удальцова, Гудкова-старшего, Собчак настолько выразительны, что не нуждаются в комментариях. Есть в программе и чистый шедевр — сюжет об Антоне Красовском в момент запуска нового канала «Контр ТВ». Красовский, перебежавший от Прохорова к Минаеву, поправляет перед камерой микрофон в ширинке. На нервном лице перебежчика — сложная гамма чувств, от злобы до бессилия.
Норме отчаянно сопротивляется абсурд. Несколько лет назад певица Глюкоза предложила свежие стандарты патриотизма: «Танцуй, Россия, и плачь, Европа, а у меня самая, самая красивая попа». Затем хит забыли, а в новогоднюю ночь снова вспомнили. За неимением других поводов для гордости мы еще долго будем гордиться попой Глюкозы.
Слава Тарощина
Обозреватель «Новой»