В прошлом году в мире произошел фундаментальный гендерный сдвиг. Это — движение MeToo. Не то чтобы до него не было признаков надвигающихся перемен, но MeToo — это действительно сдвиг парадигмы. Одно меня занимает в этом сдвиге. Откроем правила поведения профессоров в американских университетах и прочтем, чего они отныне не могут. Они не могут оставаться наедине со студенткой, закрывать дверь в комнате, где они с ней находятся, и пр. Когда читаешь эти правила, ты вдруг понимаешь, что где-то ты это уже читал, и конечно — это правила поведения с саудовскими женщинами!
Вот нельзя с саудовской женщиной самцу, который ей не родственник, быть наедине. И то же самое нельзя профессору в США. В обоих случаях правила исходят из одного и того же посыла: а именно, что самец — это насильник и негодяй, и стоит ему остаться наедине с женщиной, как он ее, конечно, обесчестит.
Часовая культурная стрелка совершила полный оборот, и ультрафеминизм привел к Саудовской Аравии. Так что мы не должны удивляться, что лидеры Женского Марша (волна феминистских акций в США и по всему миру в 2017-м году, самая крупная прошла в Вашингтоне, была посвящена неполиткорректным высказываниям Трампа о женщинах— прим. ред.) — это антисемитка и исламистка в хиджабе, а кому это не нравится — тот исламофоб и белый привилегированный самец.
Давайте, однако, по порядку.
Почему мы бонобо
Первой частной собственностью в истории человечества были рабы, а первыми рабами были женщины. Во всех древних культурах женщина — это имущество.
Если вы, например, почитаете Библию, то вы заметите, что
мысль, что женщина является мыслящим существом, авторов Библии просто не посещала.
Вспомним известную историю, когда Господни ангелы приходят в Содом, чтобы его уничтожить, и все жители города — от мала до велика — собираются у дверей дома Лота и требуют выдать им ангелов, чтобы совершить с ними противоестественный половой акт. За что этих нехороших людей сначала ослепляют, а потом поливают серой и огнем от Господа с неба.
Не будем заострять внимание на том, что за такой неизбирательный подход к правосудию Господь оказался бы в наше время перед Гаагским трибуналом. Зададим только один вопрос: а женщины Содома? Их-то за что? Они-то совершенно точно не могли принять участие в процессе.
Ответ заключается в том, что автор этого текста даже не подозревает, что женщина имеет какую-то самостоятельную ценность, так же, как и автор книги Иова.
Господь испытал Иова и отнял у него жену и детей.
Но потом все кончилось хорошо, и Господь дал ему новую жену и новых детей. Об этом рассказывается так, как будто Иов разбил «мерседес», и Господь дал ему ключи от нового.
Если вы думаете, что такое презрение к женщине связано только со стратифицированными обществами, с государствами, то, к сожалению, это не так.
Одна из самых удивительных вещей, которая бросается в глаза антропологам, — это низкий статус женщин в архаических обществах. Скажем, в абсолютном большинстве новогвинейских племен именно женщина выполняла всю работу.
Она воспитывала детей, носила воду, сажала огород, мужчина не делал ни-че-го. Почему? Элементарно, Ватсон, потому что он сильней.
Потому что так устроила эволюция. Мы — машинки для размножения ДНК, и стратегия человеческой самки и человеческого самца по части этого размножения принципиальна различна.
Самцу выгодно покрыть как можно больше самок. Он инвестирует в процесс размножения столько времени, сколько длится половой акт. Самка инвестирует девять месяцев беременности плюс восемь-десять лет, в течение которых без нее ребенок погибнет. Ей нужен длительный самец, который хоть как-то бы ей помогал.
У хомо сапиенс, как и у всех гоминид, масса тела самки — около 80% от массы тела самца, и это ведет к тому, что самец является главным в семье и главным в стае. У нас есть единственный близкий родственник, который является исключением, — это обезьяна бонобо, он же карликовый шимпанзе. У бонобо отношения внутри коллектива строятся в основном за счет гомосексуальных связей. 80% этих гомосексуальных связей приходится на самок, и хотя самки у боново тоже меньше самцов, именно они правят коллективом. Стаей бонобо руководит коллективный ЦК из старых мудрых самок. Это единственная из высших обезьян, у которых действительно есть матриархат. Ни в одном из человеческих обществ матриархата не зафиксировано. Это сказки.
Отношение к женщине, как к имуществу, ходящему и разговаривающему, влекло за собой тот естественный факт, что у богатых и властных людей имущества было много. У них были гаремы. В большинстве человеческих обществ, в которых была частная собственность, богатство и власть человека измерялись не только количеством его стад, раковин в ушах, длиной ногтей, и пр., но и количеством имеющихся у него женщин.
Иногда эта эпидемия приобретала такие формы, что остальному населению приходилось спать с лицами одного пола за неимением свободных валентностей у самок. К примеру, так обстояло дело у ашанти в начале XX в. У царя был крааль, и царя охраняло войско из молодых, полных сил мужчин. Бедолаги, конечно, маялись спермотоксикозом, но делать им было абсолютно нечего, потому что большая часть женщин находилась в собственности царя, а на тех, которые остались, были такие высокие цены, что молодые люди не могли их заплатить. Зато гораздо дешевле цены были на мальчиков.
Девочка в семье стоила, скажем, пять баранов, а мальчик — пару куриц.
Молодые воины женились на мальчике, и если они хорошо обращались с мальчиком, то семья потом могла продать им еще и сестренку мальчика.
Видно же, — правильный человек, мальчика не бьет, хорошо с ним обращается, значит, и женщине с ним будет хорошо!
А все — из-за дефицита, созданного царем.
Из этой общераспространенной парадигмы — «если ты Большой Человек, то у тебя не только много денег, но и много жен» — было мало исключений. Но одним из этих исключений была европейская цивилизация.
Ценный товар
В мире написаны тонны книг об отличии «западной» цивилизации от «восточной». Это все в основном макулатура. Во-первых, потому что единой «восточной» цивилизации нет, их очень много разных. А во-вторых, потому что большая часть этих книг начинается с рассказа о том, что уникальность Европы состояла в неприкосновенности частной собственности и пр., — в то время как загадка-то Европы не в том, что в ней уважали частную собственность, а в том, почему ее уважали.
Тем не менее, есть действительно один фундаментальный антропологический признак, который отличал сначала Грецию и Рим, а потом — средневековую Европу от всех остальных обществ — от Китая, Индии, ашанти, от древнего Египта, от древнего Ирана, от исламских стран, — от всего.
Это принцип — «один муж, одна жена». А в средневековой христианской Европе он и вовсе был соединен с еще одним, совершенно фантастическим для остального человечества запретом — с невозможностью развода.
В результате гораздо раньше, чем женщина в Европе стала самостоятельным существом, она стала ценным товаром. С ее помощью заключались союзы между правящими домами.
На Востоке такие союзы заключались тоже, но не стоили ни гроша, потому что если ты отдал дочку в гарем правителю, у которого четыре жены и двести наложниц, то какая разница, если у него еще одна?
В средневековой Европе было иначе. Женщина была важнейшим товаром, как это прекрасно, кстати, показано у Джорджа Мартина в «Игре Престолов».
Богатые наследницы, оставшиеся без отца, в раннем Средневековье выполняли роль стабилизационного фонда. Их рукой вознаграждали лучших воинов. Вильям Маршалл, соратник Ричарда Львиное Сердце и легендарный рыцарь, послуживший у Джорджа Мартина прототипом Барристана Смелого, начинал простым рыцарем, а кончил опекуном короля. Маршалл получил в жены богатейшую наследницу и сразу стал одним из крупнейших баронов королевства.
С помощью браков создавались империи. У Максимилиана Габсбурга не было денег и он не выиграл ни одной войны. Но он оставил своим потомкам огромную империю за счет удачных браков детей. На Востоке подобное было невозможно — царства там не наследовались по женской линии, в отличие от Европы, где каждая четвертая знатная семья имела наследниц только женского пола. На Востоке не было проблемы, что у правителя только один отпрыск, и это — дочка. Там была другая проблема — что у правителя двести сыновей, и они все хотят убить друг друга.
Задолго до того, как стать самостоятельной личностью, знатная женщина в Европе стала ценным уникальным товаром.
На Востоке она им стать не могла просто потому, что его было слишком много. Брак не может быть ценной транзакцией, если вы можете заключить их двадцать штук.
В результате начала происходить уникальная вещь. Восточное общество строилось на вертикальной иерархии. Неважно, кто попадал в гарем, — дочка визиря или невольница с рынка. Обе были равно бесправны. Напротив, в Европе брак правителя очень быстро начал строиться на основе взаимного равенства — не с супругой, но с семьей супруги. Жену брали, чтобы получить поддержку соседнего короля, и просто так зарезать ее было нельзя. Английский король Генрих VIII затеял сменить одну жену на другую — дело плевое на Востоке. Генриху VIII для этого пришлось стать главой англиканской церкви.
Хозяйка Замка
Помимо того что в средневековой Европе женщина была ценным товаром, она была еще и Хозяйкой Замка.
Замок, как и Рыцарский Доспех, был совершенно уникальным артефактом.
Для нас слово «замок» очень привычное. Оно постоянно встречается в книжках, мультфильмах и «Игре Престолов».
Но за пределами средневековой Европы, если не считать Японии, Замков не было. Их не было на Древнем Востоке. Их не было в Риме и Греции. Были Крепости — то есть укрепленный пункт, у которого есть гарнизон. Этим гарнизоном командовал, естественно, мужчина. Были Города — то есть опять же обнесенные стеной скопления людей, у которых был гарнизон, чиновник или городской совет. В Риме были Виллы частных богачей. В Китае были Усадьбы. Когда в Европе начался абсолютизм, в ней начались Форты.
Но Замок — это уникальный артефакт. По сути — это просто жилой дом. Место обитания одного конкретного человека, который, как правило, передается по наследству. Но это укрепленный дом. Со стенами. С донжоном, со рвом, с барбиканом.
Этот дом нельзя было бы выстроить в Китае. В Китае была Усадьба, беззащитная перед императорскими войсками.
Попробуй там выстроить Замок — тут же последовал бы императорский окрик: от кого это вы тут собираетесь защищаться?
Поскольку право на насилие в феодальном обществе было делегировано сеньору, то он мог построить личную крепость. А поскольку жена у этого сеньора была одна, то она была также Хозяйка Замка. И она заведовала всей его хозяйственной жизнью, а иногда и обороной — когда ее муж в это время сражался под знаменами своего сюзерена в другом месте.
Вскоре после того, как во Франции появились Замки, в ней появились и трубадуры, и менестрели, которые воспевали Хозяйку Замка. Трубадуры не воспевали женщину вообще. Они воспевали Женщину, облеченную Властью, потому что власть всегда имеет сексуальную привлекательность.
Понятие «любви» в современном его смысле в европейской культуре появилось именно тогда, в Аквитании XII-XIII веков. В некоторых культурах оно не появлялось очень долго. В то самое время, когда трубадуры во Франции воспевали куртуазную любовь и пели о Тристане и Изольде, в Японии был сочинен пленительный эпический текст — «Песня о Ёсицунэ». В нем, в частности, упоминалось, что великий полководец Ёсицунэ перед смертью, скрываясь в горах от своего брата, взял с собой танцовщицу. В тексте никак не говорилось, как Ёсицунэ относился к этой танцовщице. Как он должен был ее страстно любить, чтобы потащить ее в дикие горы среди зимы. Для автора «Песни о Ёсицунэ» любовь не представляла из себя события и не была двигателем сюжета.
Отношение к женщине как к призу, который надо заслужить, а не как к грязи под ногами, стало пронизывать всю европейскую культуру. Большая часть европейских романов XVIII-XIX веков повествовали о подвигах молодого самца ради понравившейся ему самки. Ради нее самцы отправлялись в путешествия, открывали континенты и совершали открытия.
Так образовалась фундаментальная разница между европейским самцом, который все время вступал за самку в поединок, и его восточным собратом, для которого жены были мелким домашним скотом. Перед ними не надо было отличаться. Их не надо было заслужить. Наоборот — на них можно было отыграться за все неравенство и унижение, царящее в обществе.
Тебя сегодня на рынке избил надзиратель падишаха? А ты пришел и избил жену. И чувствуешь себя крутым самцом.
Сексуальная революция
Поскольку до XX века женщина была собственностью даже в Европе, то правила владения этой собственностью, естественно, были очень строги.
Вам же неприятно, когда вы получаете посылку из Amazon, а она измазана и упаковка надорвана? Вот женщина тоже должна была приходить в целой упаковке. Если упаковка была надорвана, женщина была бракованная.
Попытка надорвать упаковку была чревата реакцией родственников. Представьте себе, что случилось бы с дворянином в XIX веке, если бы он на балу в пьяном виде хлопнул даму по заднице. Как что случилось бы? Дуэль.
XX век принес Европе не только техническую революцию, но и ее следствие — революцию сексуальную. Женщина сказала: стоп. Я не вещь. Я не ходячая матка, в которой выращивают наследников. Я своим телом распоряжаюсь сама. Я сама решаю, когда мне надорвать упаковку.
Это было одно из самых великих завоеваний XX века — сексуальная свобода для женщин.
И вот теперь по мере роста и углубления MeToo выясняется удивительная вещь. Выясняется, что сексуальная свобода и ее оборотная сторона — сексуальная безответственность — это вовсе не то, что всегда хочется женщине. Ведь главным биологическим бенефициаром сексуальной свободы, безусловно, являются мужчины. Которым хватает нескольких минут, чтобы размножиться. Женщине, которой на это нужно минимум 9 месяцев, биологически нужно другое. Ей как машинке для размножения ДНК нужен надежный партнер, который будет заботиться о ее ребенке в обмен на награду в виде секса.
Несколько месяцев назад в США на пост судьи Верховного суда США утверждали судью Бретта Кавано, и, так как выдвинул его Дональд Трамп, сопротивление демократов было огромным. В числе прочего нашлись сразу несколько женщин, которые обвинили Кавано в приставаниях. Все эти претензии были враньем, но меня сейчас интересует другое — а именно как они были структурированы.
Одну из обвинительниц звали Джули Светник. В юности меняла любовников как перчатки и отпугнула одного из них тем, что заявила, что любит групповой секс. Теперь вдруг выясняется, что это ее травмировало.
Другую обвинительницу звали Дебора Рамирес. Она обвинила судью Кавано в том, что однажды она была пьяная на вечеринке, и он снял при всех штаны и помахал пенисом у ее лица. Как быстро выяснилось, это сделал не Кавано, но речь не об этом. Речь о том, что в XIX веке такого не могло быть. Так не бывало, чтобы молодые девицы с высоким социальным статусом собрались бы на вечеринку, где мужики махали бы перед ними, пьяными, пенисами. А в 70-е годы это было — yes! Мы этого добились! Ура! Мы теперь свободные женщины.
И, как выясняется, Деборе Рамирес это совершенно не нравилось.
Третья обвинительница была Кристина Блейзи Форд, которая рассказала, что, когда ей было 15 лет, незнакомый ей молодой человек повалил ее на кровать на вечеринке на втором этаже и стал ее раздевать. На ней был купальный костюм, поэтому она раздевалась плохо, тут на них повалился еще его приятель, она из-под них выскользнула и убежала.
Не всем известно — но ФБР нашло человека, который домогался юной г-жи Форд. Этот человек, имя которого не раскрывается (но это был не Кавано), сказал, что дело было именно так: вечеринка, второй этаж, купальный костюм, она убежала, когда на них навалился их приятель, и он думал, что все было по обоюдному желанию.
Судя по всему, в то время, когда это происходило, г-жа Форд была порядочно пьяна, и случившееся было для нее настолько обыденным событием, что она даже не помнила, где и когда это происходило. Но потом она решила, что это сломало ей жизнь.
В этом-то и суть дела. Потому что, хотя г-жа Блейзи Форд и привирала, в показаниях всех этих трех женщин был очень важный момент. А именно — поведение, которое в 70-е годы рассматривалось как триумф женской независимости, на самом деле не так-то женщинам и нравилось.
Потому что женщинам гораздо больше нравится, когда ради них ломают копья на турнирах, чем когда перед ними пьяными незнакомые мужики машут пенисами.
Новый Домострой?
Любая свобода — в том числе и сексуальная — невозможна без ответственности.
MeToo подразумевает, что женщина всегда свободна, а мужчина всегда виноват. Если пьяная девочка переспала по своей воле с пьяным мальчиком, а потом, через день, посоветовалась со специально выделенным человеком в университете и решила, что ее обидели, — то она жертва изнасилования. И каждый человек, который в этом сомневается, виктимизирует жертву. Он внушает жертве, что она виновата.
Да нет! Она не виновата. Просто мальчик тоже не виноват. Никто не виноват. Shit happens. В нашей жизни случается много гадостей. И не все их можно отрегулировать с помощью суда.
Разумного выхода из этого парадокса нет. Чтобы из него выйти, надо вернуться к новому домострою и совершать каждый сексуальный акт только с разрешения соответствующей комиссии. Вообще-то, в традиционных культурах это и называлось свадьбой.
Либо серую зону надо исключить из области, которая влечет за собой ответственность, потому что создание серой зоны и есть главное завоевание сексуальной революции.
Почему современный левый феминизм вдруг так сосредоточился на белых самцах?
Если цель феминисток — освобождение женщин, то почему не бороться против культур, где женщины действительно находятся до сих пор на положении рабов? Почему не бороться против хиджаба, против женского обрезания?
Почему объектом борьбы является белый волосатый самец, который, о ужас! потрогал девушку двадцать лет назад за коленку, и с тех пор мир ее рухнул?
Ответ прост. И заключается в том, что, в отличие от суфражисток, которые реально добивались равноправия женщин, целью нынешних феминисток ни в коем случае не является освобождение женщин. Их цель — внушить женщинам, что их обидели. И что им должны.
Это стандартная цель любого левака. В начале XX века левые внушали это пролетариату. Сейчас пролетариат кончился, и это внушают люмпенам, мигрантам, расовым и сексуальным меньшинствам — и женщинам. Все мужчины им должны.
Мигрантам белый европейский самец должен еще за Крестовые походы, а женщинам — еще за Содом и Гоморру. Отсюда, собственно, и фантастический союз феминисток и исламистов.
Поэтому во главе Женского Марша стоит исламистка в хиджабе, которая рассказывает, как Аллах защищает права человека.
В обществе, в котором женщина пользуется свободой, абсолютно у каждой найдется случай, когда ее кто-то сально обидел. Это оборотная сторона сексуальной свободы. Не хочешь — сиди дома в четырех стенах и выходи замуж через сваху. Тогда тебя точно никто до свадьбы не обидит.
В чем тут обман? В том, что в жизни любого человека — и мужчины, и женщины — случаются неприятности и трагедии. Проваленные экзамены, «мой парень меня бросил», двойка в школе, несправедливая учительница, непонимание близких, их, не дай бог, болезнь или смерть. И все эти вещи оставляют реальные душевные травмы — куда более серьезные, чем если тебя кто-то потрогал за попу.
Загляните в список причин, по которым кончают с собой подростки. Причины «меня вчера потрогали за попу» — там просто нет. Травля одноклассников, хамство учителей, получил двойку, за компанию, вообще грустно жить. В качестве причины, и то редко, бывает настоящее страшное изнасилование. Но Дианы Шурыгины с собой не кончают.
И вдруг вот из этого количества реальных проблем, которые нельзя наказать, упорядочить, предотвратить, потому что жизнь вообще сложна и несправедлива, современные феминистки выбирают одну проблему и говорят взрослой женщине: ты мало зарабатываешь? Не добилась, чего хотела? Не нашла подходящего самца? А ну-ка вспомни, это все потому, что 20 лет назад тебя как-то не так погладили по коленке.
Это — электоральная стратегия новых левых.
В ней ужасно прежде всего то, что как только вы внушаете человеку, что все ему должны как представителю определенной группы (пола, нации, расы), этот человек кончается как личность. Ему не надо больше ничего самому себе доказывать. Ни к чему стремиться. Ему все должны. Все перед ним виноваты. Его обидели.
Что тут сказать? Дорогие женщины! Будьте личностями. Пользуйтесь фантастическими возможностями и фантастическим равенством, которое не имеет аналогов почти ни в одной культуре мира и которое предоставлено нам, женщинам, развитием науки и техники на Западе. Зачинателями этого развития были белые привилегированные самцы. Участвуйте в этом развитии. Умножайте его. Не дайте себя использовать новым левым.
А если вам надо бороться за права женщин — боритесь за них в тех частях мира, где они действительно до сих пор являются рабынями.
Обозреватель «Новой»
