Про тонкую настройку тюремного радио
Давно замечено, что воля из тюрьмы видится иначе, нежели воля с воли.
Не возьмусь рассказывать о видении осужденных, по собственному желанию отрезанных от информационного потока «большого мира»: уверена, что и на свободе они, как и многие ни разу не сидевшие люди, имеют весьма экзотическое представление о реальности. Например, что отеческое правительство и Дума денно и нощно пекутся о сирых и убогих, а за границей нашей родины живут люди с пёсьими головами.
Соглашусь, что просвещение таковых — важная часть работы по вытаскиванию страны из имеющейся трясины, однако моих личных сил на это не хватает. У нас в «Руси сидящей» есть гений по общению именно с таким контингентом — это, как ни странно, англичанка русского происхождения Ксения Норалл, но это, безусловно, дар Божий и талант плюс терпение, обаяние и увлеченность, а вот я впадаю в уныние от общения с гражданами без головного мозга. Впрочем, таковых мне встречается не очень много. К тому же само наличие интереса к процессам, выходящим за окружность собственной кастрюли, — уже, как мне кажется, большой прогресс.
Многие осужденные, старающиеся не выпадать из информационного потока, часто знают об окружающем мире много больше местных журналистов, например. Такова уж специфика тюремного радио: желающие знать, видеть и слышать чрезвычайно развивают в себе зрение, слух и мозг, борясь с информационным вакуумом.
Пока я гостила у мужа в колонии под Ивановом, осужденные рассказали мне несколько историй из жизни области. Одна из них стала широко известна (зэки накануне аукциона «Сотбис» знали подробности о покупке губернатором Менем архива Андрея Тарковского больше чем за 2 млн долларов, хотя тот же архив предлагалось купить за 12 тысяч), а вот вторую историю обсуждали разве что местные блогеры, но зэки знали ее в подробностях, и, когда я вышла со свидания и встретилась с профессором Ивановского госуниверситета, оказалось, что он тоже знает ее, и вовсе не из газет. Вот с нее-то и начну — тем более что зэки пеняли «Новой»: газета не так давно публиковала материалы о главной героине этого сказания, депутате Татьяне Яковлевой, и там было много из того, чего не знают в области (за что был передан респект), однако возмутившее многих рядовых граждан происшествие с дамой в рассказ не вошло. Восполняю пробел.
Член «Единой России» и депутат Госдумы, глава Комитета по здравоохранению Татьяна Яковлева, избранная от Ивановской области, не так давно сняла с себя тяжелые депутатские обязанности и пересела в кресло замминистра здравоохранения. То есть предполагается, что барышня много лет печется именно об этой отрасли нашего богоспасаемого хозяйства — о медицине. Не так давно она, к большому сожалению, вместе с личным водителем попала в аварию, пострадал и водитель встречной машины. Меры были приняты незамедлительно: одного водителя отправили в райбольницу в Суздаль, второго — во Владимир, а ее вертолетом доставили в Москву, откуда отправили на лечение в Германию. Ничего страшного с ней не случилось, равно как и с немецкой медициной, а вот отечественное здравоохранение лишилось пациента, который мог бы оценить его состояние изнутри — например, из райбольницы.
Еще одна тюремная история случилась с моим непосредственным участием и может быть отнесена к анекдотическим. Уезжала я в тюрьму прямо с заседания Координационного совета оппозиции, прихватив с собой все бумаги, а бумаг там было много интересных, целая стопка мелким шрифтом: и про «Марш свободы» 15 декабря, и про лозунги, и про бюджет ЦВК, и про отношение к законопроекту «О гражданстве», и так далее. Тюремщики эти бумаги изучили с вниманием неподдельным, я бы сказала — гражданственным. Что-то там, в этих бумагах, задело их за живое. И это была единственная тщательно изученная стопка среди моих многочисленных адвокатских и судейских бумажек, которые я с собой привычно вожу.
В конце концов, отложили они в сторону два проекта КС: техническое задание на сайт КС и проект резолюции КС об участии оппозиции в выборах и вхождении в избирательные комиссии. Я удивилась такому выбору: техническое задание для программистов и резолюция по наблюдателям.
Офицер начал со мной беседу по содержанию именно этих двух документов, я беседу поддержала, хотя не сразу уловила смысл реплик: мол, давно пора, а то законы не работают, а с УИК совсем беда. Офицер показывал пальцем на страничку технического задания для разработчиков сайта, где для примера была приведена работа с участковыми избирательными комиссиями (УИК). И тут до меня дошло: для тюремщиков УИК — это Уголовно-исполнительный кодекс. А для всех остальных — это участковые избирательные комиссии. Оба документа КС касались УИК, в смысле участковых избирательных комиссий. Каюсь, признаю за собой грех: я не стала признаваться, что Координационный совет оппозиции пока не интересуется изменениями в Уголовно-исполнительном кодексе. Твердо пообещала тюремщикам бороться с безобразиями в правоприменении УИК, гордо забрала свои бумаги и пошла на свидание, заверив офицеров, что Бюджетный комитет КС в моем лице не забудет и не простит. Офицеры проявили солидарную позицию.
Ольга Романова
Эксперт по зонам